Глава 2. Эпизоды

Эпизоды: то, что врезалось в память
Предлагаю твоему вниманию, читатель, несколько историй, которые случились со мной и дали со временем возможность понять, что же это такое – «национальный вопрос» в той самой Стране Советов.
Сразу оговорюсь: явной и осознанной враждебности к своей персоне за то, что эта самая персона относится к племени чингисханову - я никогда не испытывал. И не считаю это явлением уникальным, поскольку за четыре десятка лет, изрядно поколесив по стране, видев и слышав всякое, и проанализировав, как мог, весь этот индивидуально-коллективный жизненный опыт, я сделал обобщение, которое, естественно, не блещет неординарностью: нынешние взаимоотношения русского и татарского народов – уникальны. И просто необходимы, поскольку этот своеобразный симбиоз двух народов помог им выжить на протяжении девяти сотен лет.
В истории наших народов было всякое - и воевали, и соседствовали мирно, и соперничали, и дружили, и роднились, и разбегались. Но все эти страсти переварились в котле времен, дурная пена и накипь из этого котла была удалена людьми умными и предусмотрительными, и сейчас мы пришли к тому, к чему пришли – к мирному сосуществованию и взаимоуважению двух народов.
Другое дело – политика власть имущих и сумасбродство радикалов. Но об этом лучше и подробнее скажут другие.
Не волнуйся, читатель, я буду краток и немногословен, и не отниму у тебя много времени; коснусь я этой темы только кончиком пера, – поскольку у каждого из нас таких эпизодов хоть пруд пруди, не так ли?  

Эпизод первый
- Триста лет татары нас е…ли, и сейчас от вас житья нет! Расплодилась татарва поганая! – ворчала Саламандра, привычно и сноровисто подмывая пацаненка, сотворившего не вовремя весьма ядрено пахнущую «бяку».
Четырехлетка запомнил то, что услышал, и спросил вечером у мамы о том, что она думает по поводу какой-то “поганой татарвы”, которая “кого-то там…”, и, причем здесь, собственно, он?
Реакция родителей: обращение за разъяснениями к автору этого высказывания.
Результат: с этого дня отношения няни со странным прозвищем “Саламандра” и любознательного мальчугана находились на уровне совершенно космическом (полный вакуум и соответствующая температура), что причиняло ему некоторые неудобства, но, в общем-то, жить не мешало.
Само чадо отложило этот эпизод в своей пока еще совершенно не заезженной памяти, но никаких умозаключений не сделало. Так, положило на полочку и забыло. До поры.

Эпизод второй
- А ну-ка, покажь, покажь… О-о, пацанва, я ж говорил, что он у него обрезанный!!! – завопил Леха-Органчик, подпрыгивая от возбуждения и указуя пальцем на «предмет», с помощью которого я орошал поседевшие от придорожной пыли лопухи.
- Татарин, татарин! У-у-у, татарская морда! – зачастили хором друзья, еще пять минут назад обнимавшие эту «морду татарскую» как автора победного гола в междворовом матче.

До драки дело не дошло: шок был слишком силен, да и с кем было биться? С теми, кто являлся неотъемлемой частью того мира, в котором до этого дня мне было так хорошо, надежно, интересно?
К папе с мамой 12-тилетний подросток по поводу этой «непонятки» уже не обращался, – выяснил все и про «обрезание», и про то, как оно и для чего делается уже с помощью тех же дружков и книг.
Ну, а на следующий день те же самые пацаны встретили меня как обычно - без подначек и дразниловки; обсудили вяло, без азарта, вчерашнюю игру и поплелись на Каму - июль убивал зноем все, что не находилось у воды или в тени… 
Так был получен второй шрам, который тоже зарубцевался и почти исчез.

Эпизод третий
Служил я в Москве. ДМБ 1978-1980.
В летние лагеря нас отправляли под Малоярославец, где «боевой учебой» для нас стала «пахота» на полях и фермах местного колхоза.
Не примите за розыгрыш, но ротный у нас звался Иваном Васильевичем, замполит Михаилом Андреевичем, а старшина – Василием Ивановичем. Естественно, что первый носил прозвище «Ваня Грозный», второй - «Кутузов», ну а третий, понятное дело, стал «Чапаевым» (справедливости ради должен отметить, что только старшина обликом своим соответствовал тезке,- мудрый прапорщик, сознавая свое сходство с легендарным комдивом, даже усы отрастил точно такие же, - и берег, и холил их пуще своих хромовых сапог).
Служили мы, можно сказать, при полном Интернационале; все народы от «А» до «Я» маршировали на нашем плацу. Легче сказать, кого в нашем полку небыло. А небыло – цыган, евреев и чукчей. Ну, может и еще кого-нибудь… И ни разу, ни в чем не проявилась ни в чем эта проклятая межнациональная рознь, - ни разу!

Наши отцы-командиры и выпить были не дураки, и с женским населением Малоярославца «маневрировали» лихо, а потому своим присутствием в казарме они нас не «баловали»; всем заправлял «замкомвзвода раз» сержант Алик Муртазаев по прозвищу «…удак» (из крымских татар, уроженец города Судак). Он давал разнарядку на весь день, вечером производил поверку перед отбоем, и остальное его уже «не колыхало». Лишь бы норму давали. И мы ее «выдавали на гора» за 3-4 часа, то есть делали тот же объем работы, что и колхознички местные, да только в два раза быстрее и уж точно качественнее. А почему? Да потому, что стимул был у нас, солдатиков, «забойный» : доярочки да телятницы в большинстве своем были девчата молодые и удалые – и кормили-поили досыта и любили допьяна.
Вообще, если вспомнить все хохмы, что происходили со мной и моими сослуживцами за эти два года, то материала хватило бы на сценарий для прикольного телесериала, и тогда фантасмогория дебильного «ДМБ» – отдыхает…

Однажды, «отпахав» на ферме, решил я пораньше вернуться в казарму, поскольку ждал посылочку от родителей моих любезных. Пошел не через поле, а через деревню – здесь хоть можно было на ходу прятаться под тенью березок да осин, что росли у заборов в дивном изобилии. И все равно – допекла меня жажда под беспощадным июльским солнцем, и стал я искать двор, где б журавель колодезный торчал. Нашел такой, вгляделся – и сердце дрогнуло: ну точь в точь как в моей Кармановке домик-то…
И в наличниках оконных полумесяцы вырезаны: верняк – здесь живут татары. Дом добротный, пятистенок, амбар кирпичный да полдвора под крышей – все как у моих дедушки с бабушкой, один в один… Интересно, каким образом и почему татарская семья «затесалась» в русскую деревеньку?
Стукнул в калиточку, откинул засов, открыл, вошел во двор, поднял глаза на звук открываемой двери и – остолбенел: на крыльце стояла женщина такой невероятной и редкостной красоты, что даже дыхание перехватило…
Черные, как смоль, волосы вились по плечам крупными локонами, звонкая синь огромных глаз звучала дивной мелодией, высокий лоб, прямой тонкий нос, чувственные, четко очерченные губы, маленькая девичья грудь, осиная талия и длинные стройные ноги… В ней все было гармонично, в этом теле и лице небыло ничего лишнего – словно творение гениального скупльтора, не имеющего изъянов и владеющего частичкой души своего создателя…
И, о Боже! Кого же она напомнила… ее, мою милую соседку, почти ровесницу…
Мою первую и последнюю детскую любовь…
…Ослепила белозубой улыбкой и оживила меня от столбняка голосом тихим, грудным, из тех, что штормы и тайфуны безумные рождают в душе любого мужчины:
- Что-то хотели, товарищ солдат?
Едва не поперхнувшись непонятно чем, бухнул первое, что пришло в голову:
- Исен ме сез, апа? (переводится это, в общем-то, как «здравствуйте»)
- Исен ме син, жигет? (соответственно…)
- Э-э… Вот, апа, дело такое… жара… нет ли попить чего-нибудь? Пожалуйста.
- Татар ме син? («Ты – татарин?»)
- Да. Но вот только по-татарски я почти не говорю… Вы уж извините.
Более никогда в своей жизни не испытывал и не ощущал той арктической стужи, что обрушилась из ее прекрасных глаз:
- Если ты не знаешь родного языка, то какой же ты татарин? – и ушла.
Я так и остался стоять у калитки, не смея уйти… надеясь увидеть эту красоту хотя бы еще раз… и она появилась.
С огромной алюминиевой кружкой.
Подойдя, сунула мне ее в руку и вернулась в дом, громко хлопнув дверью.
Молоко. Жгуче холодное, с легкой желтизной, такое вкусное на вид…
Сделав глоток, и почти не ощутив вкуса, быстро допил, остужая грудинный зной; поставил кружку на лавочку у забора, и ушел, тихонько притворив калитку, аккуратно выкрашенную в ярко-зеленый цвет…
Утром я не встал по команде «подъем». Просто не смог.
Очнулся только в окружном военном госпитале в Ватутинках. Июль, жара несусветная, а я с температурой за сорок и с воспалением легких едва не «откинул концы»…
…Она мне навсегда запомнилась именно этой арктической стужей вопроса: «какой же ты татарин?».

Эпизод четвертый
В один из декабрьских дней 2002 года по Первому каналу я увидел следующий сюжет: московская семья из трех человек (папа, мама, дочь) отринула христианство и приняла ислам. Причем, не бедные умом и духом люди – дочь освоила среднее обучение с золотой медалью.
Ведущий с явно выраженным недоумением в голосе поведал о том, что эта русская семья соблюдает все религиозные обряды, знает наизусть Коран, и своей неистовостью в вере даже ставит в тупик местного имама… (а я-то, многогрешный, имея в своей домашней библиотеке Священную Книгу, изданную востоковедом Г.С.Саблуковым в 1907 году на арабском и русском языках, прочел ее только раз, но – чтобы - наизусть?!). К тому же они мечтают переехать в какую-нибудь страну, где главенствует ислам и правит шариат…

Жизнь часто ставила меня в самые разнообразные тупики, из которых я каким-то образом выбирался… но это же всем тупикам тупик! Как мне понять этих людей? Что подвигло их на это весьма неординарное деяние?
В Москве проживает по разным источникам от 100 до 500 тысяч татар.
Но я сомневаюсь, чтобы кто-то из них вел активно-агрессивную миссионерскую деятельность и смог бы повлиять на волевое решение этой семьи.
Мусульмане не ведут зомбирующие атаки на умы и души россиян, какие ведут церковь «Новый Завет» с ее телевизионными проповедями и Рон Хаббард с его «Дианетикой», которую внедряют в наше сознание многочисленные центры, разбросанные по всей стране.
Так как же объяснить то, что сделали эти люди?
Во времена оно татар тоже крестили, в большинстве случаев насильно, удушая непосильными поборами и соблазняя льготами… Но ведь времена нынче уже не те (ну или почти не те), когда можно силой или подкупом заставить человека сменить веру.
Похоже на то, что этими людьми выбор был сделан добровольно и осознанно.
Но это не объясняет – почему Коран вместо Библии? Полумесяц вместо Креста? Мечеть вместо Церкви?
Что ж… ответить на это могут только они.

Глобальный вопрос: почему люди, оставаясь в душе безбожниками, предпочитают играть в эти не совсем безобидные игры?

© Anonimus